Главы из книги Антона ТАЛАЛАЕВА: "Терновый мой венец",
размещенные на сайте памяти зверски убитого питерского журналиста
(http://Pamiati-journalista.narod.ru)
(Примечание: новости на сайте
обновляются круглосуточно)
© Антон ТАЛАЛАЕВ,
Санкт-Петербург
ТЕРНОВЫЙ МОЙ ВЕНЕЦ…
часть19.
Я снова включил пленку.
Вильнюс: – Ну а после того, как проводились некоторые мероприятия по пресечению действий незаконно действующих "таможен", где у нас "таможенники" под прикрытием служащих департамента охраны занимаются откровенным грабежом, – опять собрался парламент. И на повестке дня стоял вопрос – как определить действия ОМОНа. Определили, как бандитские. Официально объявили, что отряд вне закона. Были разрешены госслужащим – полиции или безопасности – любые действия против ОМОНа.
– В принципе, стрелять в вас мог практически любой? Просто так, да?
Вильнюс: – Именно так.
– Довольно жутко все это... Да... По таможням – немного подробнее.
Вильнюс: – Вы их видели, эти таможни?
– Только историческую, по дороге на Каунас. Да по "Секундам".
Вильнюс: – Сейчас на всех дорогах, которые ведут из Литвы, стоят будки, вагончики, шлагбаумы. В Литву пропускают любую автомашину. Я сам с этим сталкивался. Как они говорят? "В Литву везите хоть самолет. Литва от этого станет только богаче".
А автомашины и другой транспорт, который следует из Литвы, подвергаются тщательному досмотру. Нормы вывоза смехотворные. Вплоть до того, что два коробка спичек – не больше. И все остальное... Нельзя, например, вообще вывозить гвозди как стратегический материал.
– Это дичь просто-напросто. Безумие. А Ландсберг не сошел, часом, с ума?
Ему не в "дурке" место?
Слышимость заметно ухудшилась.
– Что Вы говорите? Переспросили меня.
– Ландсберг с ума не сошел?
Вильнюс: – Не хочу грубо выражаться в его адрес, но крыша у него, видимо, съезжает.
Я уже собирался прощаться, как голос из Вильнюса опередил меня:
– Одну секунду! Здесь как раз подошел командир отряда. Может быть, Вы с ним хотите переговорить?
– Конечно! Давайте...
– Правда, он очень занят, но хотя бы пару слов.
– Спасибо Вам, – поблагодарил я от всей души.
И услышал в трубке другой, чуть приглушенный голос:
– Слушаю Вас.
Это был голос Болеслава Макутыновича. Я назвал себя, рассказал, что мы готовим новое издание, которое будет целиком посвящено ОМОНу и спросил:
– Вам, Болеслав, наверное, вкратце уже рассказали. Как у Вас лично сейчас дела?
Б.М. Лично у меня нормально.
– Все в порядке? Какие проблемы?
Б.М. Проблема одна.
– Какая?
Б.М. Восстановление Конституции Союза на территории Литвы. Остальные проблемы – это все, что связано с нашей деятельностью.
– Остальное – не существенно, или..?
Б.М. Знаете... Все можно перенести. Человек привыкает к любым условиям.
– Но я знаю, что на Вас объявлена настоящая охота?
Б.М. Видите ли, в чем дело. Как это часто бывает, охотники – они на разговоры охотники. А навязать охоту вооруженному подразделению – это по крайней мере, неразумно. Да, объявлена. Мы относимся к этому спокойно. Мы понимаем, что на нашей стороне закон. Этот закон позволяет нам выполнять свои функции...
– Болеслав, буквально два слова о таможнях. Как Вы думаете, что это
такое?
Б.М. Это все та же игра, которая ведется, правда пока, в одни ворота. В принципе, от наличия этих таможен страдают гражданские лица Литвы, поскольку там творится беззаконие.
Я считаю, что соответствующие документы в Союзе ССР приняты. Это Закон Верховного Совета о дислокации границы и соответствующий Указ Президента Горбачева. Они должны выполняться министерствами и ведомствами – я имею ввиду союзные ведомства, Министерством внутренних дел СССР – в первую очередь. Однако эти Законы не выполняются.
У нас попытка была. Сотрудники подразделения участвовали в операции по изъятию незаконно хранящегося оружия.
Операция удалась Оружие изъяли. Сейчас прокуратура ведет следствие по этому факту. Возбудила уголовное дело и ведет следствие.
– Вы сами участвовали в такой операции?
Б.М. Нет. Это проводилось без меня.
– Ясно. А по таможням Вы будете проводить такие операции?
Б.М. Я вопрос о таможнях ставлю перед руководителями Главного управления общественного порядка МВД страны и руководством МВД СССР. А ответы на вопрос, почему не деблокируются таможни, не получаем.
Мы в состоянии провести соответствующую работу, но на законном основании, законными методами. Пока что команды такой нет. Мы вынуждены только накапливать "фактаж". То есть, опрашивать людей, которые были оскорблены и не только оскорблены, а и ограблены на постах. Думаю, когда время придет, все это будет, так сказать, оприходовано.
– Скажите, Болеслав, у Вас есть ощущение, что Вы в родной стране?
Б.М. У меня есть ощущение, что страны-то и нет.
– Ничего, – возразил я. – Страна еще есть.
Б.М. Ну, хоронить ее рано – это правда. Только ощущение такое, что помимо всего есть еще и откровенный паралич власти. Ужас от принятия решений.
– Да.
Б.М. Президент Горбачев принимает Указы и не добивается результата, не спрашивает, почему они не выполняются.
– Да. Похоже, вы – последние, кто еще выполняет приказы... Скажите,
Болеслав, – свое будущее, будущее отряда, свое личное – что Вы видите впереди?
Б.М. В принципе, что будущее отряда – и мое личное, и людей, которые работают сейчас в отряде, – тесно связано с будущим Литвы. Это однозначно. Я считаю, что рано или поздно здесь у населения Литвы – сейчас этот процесс уже очень бурно идет, и это заметно, – пелена с глаз спадет, и все будет понято. На этой волне, я считаю, что, конечно, не в прошлом состоянии, а в новом русле на новый виток консолидации и мира мы выйдем.
Это мое глубокое убеждение. А иначе быть не может. Потому, что развитие ситуации, если оно будет продолжаться в том же русле, приведет к еще более страшным трагедиям…
***
Я поблагодарил командира, сказал, что надеюсь увидеться еще с ним лично и что, если кто-то из отряда будет в Ленинграде, пусть заходят, заезжают.
– Запишите наш телефон, адрес. Ждем вас.
– Хорошо. Записываю, – просто и деловито сказал Болеслав.
Я продиктовал.
А через месяц все обрушилось. Последняя попытка сохранить раздираемую в клочья страну, попытка, которая запомнилась всем лишь трансляцией по ТВ прекраснейшего из русских балетов – "Лебединого озера", провалилась.
Она была предпринята слишком поздно. Предпринятая только потому, что даже в Москве, даже ближайшие по должностному положению к Горбачеву люди еще не верили, что он давно всех сдал.
Еще летом 1989, когда по негласному высочайшему указу из Москвы, компартии всех союзных республик дружно провели собрания и заявили о своем выходе из КПСС, Советского Союза не стало.
КПСС была стволом государства.
Его срубили. Ветви рассыпались. Страна рухнула. Но инерция человеческого восприятия такова, что когда это случилось, никто ничего не понял.
***
Свою роль в мистификации и затяжке непонимания происходящего, кроме всего прочего, сыграло то, что в РСФСР – будущей РФ – компартии вообще не было. Российская федеративная была единственной из всех республик Союза, которую лишили такой чести. Поэтому здесь проводился несколько иной сценарий, чем в других республиках.
Таким образом, с 1989-го года М.С.Горбачев лишь делал вид, что исполняет роль, слова которой закончились.
Он вяло двигался по сцене, зная, что зритель увлекся и обманут. А потому будет ждать.
"Горби" удалось растянуть мистификацию до осени 1991-го,
А зимой, после беловежского сговора "на троих", он с облегчением снял свой клоунский костюм, и под свет юпитеров и щелканье фотокамер передал свой шутовской колпак Ельцину.
Этот спектакль предназначался жителям РФ. На суверенных окраинах их товарищи по ЦК, жирно похихикивая, потирали руки в предвкушении долгой и сладкой жизни.
Никого из них – никого! – ни на миг не взволновала судьба 300-миллионного народа.
В результате от России осталась жалкая полоска земли, прижатая к Северному Ледовитому океану.
50 миллионов русских оказались за рубежом. Это – только по официальной статистике.
В один миг они стали иностранцами на родной земле. Граница их Родины уползла из под ног, съежилась, обвив мертвой петлей сгусток шагреневой кожи – полумертвый остаток былой России.
Москва аплодировала.
Болеслав Мокутынович, как и Прокопавичене, как и тысячи тысяч других, был во всем прав...
***
А потом была золотая московская, залитая кровью осень 1993-го года. Последняя осень, когда народ, очнувшись, решился на поступок.
И на этот раз было уже слишком поздно. Но беда была не только в этом. Можно идти с рогатиной на медведя. Но голыми руками власть не берут. Это слишком горячее полешко. И всегда хватает тех, кто держит его железными крючьями, нанизывая на них, как на шампуры, тысячи и тысячи чужих жизней.
(Продолжение следует)
Санкт-Петербург, 1995-2000 гг.