Из публикаций Антона Талалаева, Санкт-Петербург

Страничка с сайта, посвященного памяти зверски убитого

питерского журналиста Антона Талалаева (http://Pamiati-journalista.narod.ru) 

 

Примечание: новости на сайте обновляются круглосуточно

(http://gazeta.ru) 

 

 Владимир КРУПИН, редактор журнала "Москва", русский писатель:

“Мы умираем поодиночке, но...”

 

Антон ТАЛАЛАЕВ. Владимир Николаевич, задам Вам тот же вопрос, что и в "Нашем современнике", и в "Дне" уже задавал: что Вы думаете о сегодняшней армии?

 

Владимир КРУПИН. Я по поводу армии, наверное, не сговариваясь с ними, думаю то же самое. Армия, хоть это грустно говорить, не есть, а была одной из немногих сил, которые еще могли задержать распад России. Но и с этой робкой надеждой покончено уже. Судя по армейскому совещанию, и по тому, с какой готовностью многие офицеры принимают повторные присяги, продаваясь за прописку, квартиру, содержание, судя по страшным событиям раскола внутри армии, даже и этот бастион наш рухнул.

Если бы я даже со стороны глядел на Россию, мое бы сердце кровью обливалось. Держава мира рушится под напором... денег, безнравственности, пошлости, разврата, насилия. А я-то изнутри смотрю и тем более мучаюсь. Армия... Я же офицер запаса, служил в армии, в ракетных войсках, все это помню. И помню, что первыми по армии стали наносить удары "братья-писатели". Скажем, дедовщина в стройбате – это же не погранвойска, а все выдавалось за общеармейское что-то. Пошла чернуха, сразу у нас все радостно заголосили и – пошло, пошло. Какие там традиции русского офицерства! Слышал от старого эмигранта такое. Два русских офицера, оказавшись уже на румынском берегу, говорят друг другу: "Ну вот, мы потеряли все". – "Кроме чести...".

 

Антон ТАЛАЛАЕВ. Да: "Душу – Богу, жизнь – царю, честь – никому".

 

Владимир КРУПИН. А у нас сейчас офицеры, к сожалению...Во многом они заполитизированы. И судя даже по тому, что они не избрали тех людей, которые выступали за сохранение армии, можно сказать, что многие офицеры куплены-перекуплены. Я с огромной болью отношусь к армии.

Армия ... Она не только стремительно деморализуется, но еще и разоружается. На наших глазах. Нас это уже не удивляет. Вначале нас поражала продажа оружия, ликвидация номерных предприятий, перевод алюминия с самолетов и ракет на кастрюли – как-то вначале нас это возмущало. Потом господа-демократы ловко заткнули глотку всем конверсией.

 

Антон ТАЛАЛАЕВ. Каждый день мы слышим, что "холодная война" закончилась. Но по-видимому, не многие задумались о том, что всякая война оканчивается чьим-то поражением. Сейчас, похоже, мы стали свидетелями победы американского оружия. А мы – проиграли.

 

Владимир КРУПИН. Все как будто по плану идет. По какому-то адскому плану. "День" об этом много печатает.

 

Антон ТАЛАЛАЕВ. Как Вы думаете, откуда у нас такое обилие патриотических групп и группочек, почему они так беспомощны?

 

Владимир КРУПИН. Вы помните отлично, Антон, и ваши, питерские залы, и здешние московские стадионы переполненные. И мы спасали – я в прямом смысле говорю, не в ироническом – мы спасали Россию.

Мы видели, в какую бездну ее тянут – гибель национального достоинства, языка, разрушение природы, разграбление национальных богатств. И были совершенно искренние порывы а борьбе за отечество.

Но это любимое русское, славянское занятие – раскол... Оно и позволило произойти со страной тому, что произошло.

А демократы образовали только одно: "Демократическую Россию". Ясно, что они живут как пауки в банке, ненавидя друг друга, но, когда они выходят на площадь, скандируют: "Пока мы едины – мы непобедимы". Когда они называют кандидата, они его протаскивают.

У нас же задаются вопросом – "А нравственно ли это?". И сейчас гигантское количество землячеств, согласий, единений, объединений, ассоциаций, казалось бы – "собором и черта поборем". Нет, начинаются дрязги, склоки. Вот и съезд патриотических движений – то же...

 

Антон ТАЛАЛАЕВ. Вам не кажется, что разброд среди патриотических движений и организаций – не проявление нашего национального характера, которому партийщина чужда вообще: все вопросы решали в храме или на площади перед церковью, – а результат умелой работы агентов влияния, искусно и сознательно вносящих разлад?

 

Владимир КРУПИН. По-моему, тут скорее борьба амбиций, самолюбий, характеров. Вот на встречах я часто испытывал огромную горечь. Приходит публика – одна и та же в основном, и только и ждет, когда дорвутся до любимой темы: "Тут они, проклятые жидомасоны, вот они везде". Тут сразу радость, и хлопают все. Да если еще скандал какой получился, и вот они “поскакали развозить новость по городу”. И вроде и спасать ничего не надо.

Я бы призвал к самоупреку, что ли, к смирению амбиций. Взять наши съезды писательские. Особенно бурными становятся они в той части, когда избирают выборные органы. Зал перестает сидеть в буфете, говорить: "Вася, ты гений". – "Нет, Петя, ты гений".

Все кипят. Выбирают, пленум, секретариат. А потом начинается обыкновенная жизнь. И всем наплевать на жизнь союза писателей.

Но другое – в русском характере нет необходимости какого-то постоянного сбора, шушуканья, единения какого-то. Мы умираем поодиночке, но за общее дело.

Мне не надо, например, все время встречаться и спрашивать у Василия Ивановича Белова: "А ты верен России? Ты предан России? Смотри, Вася! Давай соберемся, обсудим". Я знаю, что он в эту минуту в Вологде думает так же, как я в Москве. Если мы молчим, мы об одном молчим. Это – сила русских. Она от горькой судьбы да от огромности.

А сейчас в Петербурге зародилось это "русское освободительное движение" – РОД и многие другие. Вот – они за "Русь". Вы видели карту?

 

Антон ТАЛАЛАЕВ. Их резервации для русских! Видел. Это нерусское освободительное движение.

 

Владимир КРУПИН. Это даже на карте страшно выглядит. А что такое Севастополь, политый русской кровью, что такое Херсонес для православного? Что такое русский Север? Я с уважением отношусь к коми, к зырянам, знаю их хорошо, и к "коренным"...

 

Антон ТАЛАЛАЕВ. Да "коренных"-то на Севере мало. Все пришлые откуда-нибудь. Любой якут скажет, что его народ давно-давно пришел с юга. То же практически и все другие.

 

Владимир КРУПИН. Антон, ты заставляешь вспомнить величайшие слова Тютчева: "Бурь уснувших не буди, Под ними хаос шевелится".

Не трогай сии вопросы, под ними хаос шевелится. Тут лучше говорить:

"Вот вы живете тут, и слава Богу, живите, стреляйте белку в один глаз". А Магадан, Сыктывкар – все это русская земля. А вспомним Стефана Пермского... Ведь у нас в России никогда не было колонизации, всегда происходила христианизация окраинных народов. И все они естественно примыкали к русскому государству, учившему их православию, грамоте, лечившему вымирающие племена.

 

Антон ТАЛАЛАЕВ. Что же делать сейчас, в нынешней ситуации нам, русским?

 

Владимир КРУПИН. Все так тяжело... Иной раз в отчаянии таком, что руки опускаются. Но, конечно, мы обязаны работать. С нас на Страшном Суде будет спрошено за наши усилия, за то, как мы свои способности употребили во благо места, которое нас родило...

А все чаще и чаще с горечью думаешь, уж наверное только вмешательство сил небесных спасет Россию. Не вижу я внутри России возможности ко спасению, в отчаяньи.

Смотрите, как мы надеялись на фермерство, и как из фермеров начинают по-сатанински гениально делать народоненавистников. Их детей освободили от службы в армии. Это страшно рассчитанный ход. Им разрешают теперь владеть личным оружием. Отстреливаться – от кого? Внутри страны?

От колхозников, от таких же мужиков. Я отношусь с огромным уважением к фермерскому труду. Вот мужик, вот взрослые сыновья, вот крепкая, работящая жена. Отлично, он потянет и десять гектаров, и 20, если еще – техника. А рядом живет старушка-вдова, которую “держит” колхоз. Вот с ней будет мое сердце, мне жалко будет эту старуху. И даст ли этот фермер от своего крепкого хозяйства ей кусочек?

 

Антон ТАЛАЛАЕВ. В русских деревнях была традиция миром помочь погорельцам или в другую беду попавшим людям. Может, в какой-то степени это перенеслось со временем на колхозы?

 

Владимир КРУПИН. Да. На колхозы в хорошем смысле. И сейчас даже защищают колхоз. Ведь я когда-то помогал бороться за счастье колхозников – за паспорта, называл это "второе крепостное право большевиков". И вижу по своей родине, Вятской земле, что если подбираются хорошие люди – толковый руководитель, агроном, механик, зоотехник, то этот колхоз работает по принципу сельской общины. Заботится о стариках, платит за обучение в институте.

 

Антон ТАЛАЛАЕВ. Вы говорили о идее спасения России, что у Вас взгляд, немного отличающийся...

 

Владимир КРУПИН. Нам Достоевский ближе гораздо. Вот возьмем те же митинги и все остальное. По учению старцев, и Оптинских, и других, и по Василию Великому, по Иоанну Златоусту – ропот недовольства от гордыни происходит. Митинг – он наращивает злобу, атмосфера натравливания: "съешь его, убей его". Что Ельцина матерят, что Горбачева, кого угодно. Результат митинга – распалить публику. "Народ, народ, в Кремль ступай, в царские палаты, вязать Борисова щенка". Вот следствие митинга.

Но садятся в России на престол оскверненный люди хитрые, подлые, ловкие, жестокие, чья власть бросает под колеса добрых, порядочных, честных, совестливых...

Приходит к управлению не отец народа, как Царь Православный, а в лучшем случае какой-то толковый хозяйственник, в худшем – диктатор. Хотя и диктаторы неплохие были. А когда мы говорим о спасении России, то я вижу, что Россия, лишенная традиционной власти, традиционного нравственного центра в лице Церкви – то: "...вы, друзья, как ни садитесь, все в музыканты не годитесь".

Наверное, спасение наступит уже не при моей жизни. А путь, видимо, – православный. Теперь же... Среди священнослужителей происходят такие склоки, какие и не снились демократам, партократам, патриотам.

Путь наш очень тяжел.

И еще хочу сказать словечко. Мы все считаем, что "жизнь – в борьбе". А жизнь-то, она сама по себе. Вот как люди не поймут, что мы сидим – а за окном не снег идет, а жизнь идет. Что постоянно умираем. Как пошутил Рубцов: "Когда толпа потянется за гробом, ведь кто-то скажет: "Он сгорел в борьбе". Нет у нас ощущения жизни. Я во многом расхожусь с теми, кто использует православие, как орудие в политической борьбе. Они люди не воцерковленные. А православный будет спрашивать не с других, а с себя. Может, тут что-то... Поэтому – как нам ждать спасения России?

Но в любом случае – мы до этого доживем. На том свете или на этом.

Санкт-Петербург – Москва

1992 год

Hosted by uCoz